Губернатор Калужской области Анатолий Артамонов рассказал «КП», как ему удалось сделать из депрессивного региона вполне успешный
Калужская область — единственный регион в стране, который за последние годы превратился из дотационного в регион, приносящий доход в казну. И природные ресурсы тут ни при чем. Как депрессивную в начале 90-х область удалось превратить в одну из самых промышленно развитых? И можно ли этот опыт перенести на всю страну, особенно в нынешнее кризисное время? Об этом мы поговорили с губернатором Калужской области Анатолием Артамоновым.
Ставка на иностранцев
– Анатолий Дмитриевич, вас все называют автором «калужского экономического чуда». Как все начиналось?
– В 90-е годы у нас активно шло разоружение. Тогда часто звучали суждения, что у нас больше нет врагов. И те предприятия, которые производили оборонную продукцию, фактически остались не у дел. А это больше половины региональной экономики. Естественно, мы должны были придумать, как заместить потерянные мощности и дать работу людям.
– И решили позвать иностранцев…
– В России тогда инвесторов было немного. Все были заняты разделом собственности, которая подпала под приватизацию. Поэтому надо было рассчитывать на иностранцев. И мы не ошиблись. Это привнесло новую культуру производства, люди стали меняться.
– Чем их завлекли? Ведь ни сырья, ни других явных преимуществ у региона нет…
– Мы спрашивали потенциальных инвесторов, что их не устраивает в России сегодня. Называли четыре причины: бюрократия, коррупция, высокие налоги и неразвитая инфраструктура. Потом добавилась еще одна — недостаток кадров. Но в числе первоочередных ее не было.
– С чего надо было начинать, чтобы привлечь в регион инвестиции?
– С инфраструктуры. Мы создали индустриальные площадки, технопарки. Зачем это нужно? Невозможно в каждой точке, где инвестор выбрал небольшую территорию, создать развитую инфраструктуру: дороги, электросети. Это гигантские деньги. Проще создать для многих инвесторов сразу.
– Что-то вроде промышленного общежития получается…
– Именно. Этот опыт мы увидели и в Китае, и в Корее, и в Америке, и в европейских странах. Стали создавать индустриальные парки, подводить к ним воду, газ, электричество, строить дороги и очистные сооружения. И уже потом предлагали эти территории инвесторам. Они откликнулись. Затем стали решать вопросы бюрократии. Мы ввели такой институт, как публичная защита инвестпроектов. В одном зале собирались инвесторы, чиновники, различные контролирующие и согласующие службы. Все сразу могли задавать вопросы. Если сомнений не было, все расписывались, что претензий нет. А если генерал расписался, сержант уже вопросов не задает.
– Сейчас особые экономические зоны и технопарки есть почти во всех регионах. Но почему именно к вам инвесторы косяком идут?
– Мы относимся к любому проекту, как к своему ребенку. Изначально себя настраиваем, что у него будут капризы. Но мы ни в коем случае не должны возмущаться: мол, для нас это неприемлемо. Надо обсуждать. Мы говорим так: любой ребенок капризничает, но потом вырастает, и это опора в нашей жизни, как для родителей. Так и наши инвесторы. Из этих капризов вырастает в конечном итоге стабильное предприятие, которое становится привлекательным местом работы и хорошим налогоплательщиком. То, что сомнения были в правильности нашей политики, это так. Но мы показали результат — из одного из самых депрессивных регионов в Центральном федеральном округе стали регионом-донором. Благодаря тому, что от вновь создаваемых производств получили мощные налоговые поступления. Это самый красноречивый показатель.
– В одном из интервью вы сказали, что каждый инвестор имеет номер вашего мобильного телефона и может позвонить вам. Часто звонят, жалуются?
– Сначала звонили часто. Мы вместе с ними учились работать. Сейчас эти вопросы решаются уже на автомате. Что касается притеснения со стороны контролирующих органов, таких вопросов уже почти нет.
Сейчас не кризис, а новые условия
– Вы в декабре запретили у себя в регионе произносить слово «кризис». Зачем?
– Я не очень суеверный человек, но, думаю, если мы будем произносить что-то и о чем-то думать, оно обязательно случится. В 2008 году, когда тоже был кризис, мы договорились, что не будем это слово употреблять в обиходе. И нормально прошли. Даже развивались в это время. Я считаю, что у нас не кризис, а новые условия. И мы должны научиться в них работать.
– Санкций почувствовали на себе? У вас же большинство проектов с иностранными партнерами…
– Многие инвесторы продолжают развивать бизнес, не обращая внимания на политику. Но есть один момент, который настораживает. К примеру, кто-то веками создавал производство. И у компании есть планы по дальнейшему развитию, которое связано с Россией. И вдруг они приходят и говорят: мы с удовольствием будем с вами сотрудничать, новые проекты реализовывать, а старые — укрупнять. Но наши правительства нам сейчас немного ограничивают свободу. Я считаю, что это возмутительно. И наши партнеры тоже возмущаются. Ведь, для сравнения, у многих наших компаний тоже есть бизнес за рубежом. Но никто из наших властей не заставляет их там сворачивать деятельность.
– Но мы же ввели продуктовые антисанкции?
– Это немного другое. Сколько лет наши фермеры ставили вопрос о том, что мы находимся в неравных условиях. В десять и более раз финансовая поддержка агропрома в Евросоюзе больше, чем в России. И как в этих условиях российский производитель мог конкурировать с зарубежными фермерами? В итоге сейчас мы видим приток новых инвестиций в сельское хозяйство. У нас в области недавно открыли первую очередь крупного комбината по разведению рыбы (на 5 тысяч тонн в год). Плюс комбинат по производству овощей (100 гектаров) строится. Будет одним из самых крупных в Европе. Животноводческие фермы новые комплексы строятся. Крестьяне поверили, что теперь они могут свою продукцию продать.
– Вы же раньше в основном промышленностью занимались. Теперь переключитесь?
– Мы объявили программу строительства ста роботизированных ферм. Желающих полно. Хотим, чтобы Калужская область стала известна молоком высочайшего качества.
– Ваши оппоненты говорят, что за время вашего губернаторства закрылось 37 крупных предприятий…
– Это мощности, которые были созданы еще при царе Горохе, уже не могли эффективно конкурировать с новыми производствами. Плюс сегодня бизнесмены четко поделились на две части. Одна из них — это те, кто уже научился работать в современных условиях, по всем мировым стандартам. Но есть и такие, которые незаконным путем приобретают компанию, берут кредит под залог имущества, выкачивают из предприятия все, что только можно. Потом под занавес берут еще один кредит в банке и уезжают в Англию. Вот это наш отечественный бизнес. Поэтому того, кто занимается делом и ведет производство, мы поддерживаем. А с жульем надо жестко бороться.
Самая большая зарплата должна быть у президента
– Финансовые власти часто говорят, что у нас накоплены большие резервы. На ваш взгляд, какой запас экономической прочности у нас реально есть?
– Сложности могут продлиться примерно два года. За этот срок можно с ними справиться. Даже если представить, что мы вообще окажемся в изоляции. Россия — страна самодостаточная, у нее есть абсолютно все, что есть на земном шаре. У нас нет бананов, но их нам с удовольствием привезут. Мы должны научиться жить в изменившихся условиях и рационально осваивать собственные ресурсы. Наладить глубокую переработку, станкостроение возродить. Все будет зависеть от того, насколько интенсивно эти процессы будут у нас проходить.
– На федеральном уровне уже начали сокращать зарплаты чиновникам. Вы готовы сократить оклады себе и соратникам? Или штат сократить?
– Мы все предыдущие годы занимались сокращением. Когда я начинал работать, в администрации было 400 человек, сегодня — 72. При последнем сокращении мы значительно повысили оплату труда — в два и более раз. С тех пор ее почти не повышали. Сегодня зарплата у нас не столь высока. У меня со всеми премиями, надбавками годовой фонд оплаты труда за прошлый год сложился в размере 2,7 млн. рублей. Для сравнения, даже у руководителя средней госкомпании зарплата в десять раз выше. На мой взгляд, надо сделать оплату труда справедливой по всей стране. Вот у кого самая высокая ответственность в государстве? У президента. У кого самая напряженная работа? У президента. Значит, у него и должна быть самая высокая зарплата. Никто из работающих в государственных и окологосударственных структурах не имеет морального права получать зарплату больше. Тогда будет порядок.
Провести ревизию всей земли
– Есть волшебный рецепт, который сейчас из кризиса мог бы вытянуть экономику?
– Надо раздать землю эффективным собственникам. Провести внезапную ревизию всей земли, которая находится в собственности государства. Поручить это прокуратуре и Счетной палате. И выяснить, сколько реально земли используется федеральными органами для их нужд. Остальное — забрать. И выставить на продажу.
– Эта мера могла бы помочь в преодолении экономического кризиса?
– Это бы подтолкнуло строительство жилья. В результате опустились бы цены на него. И производство стройматериалов поднялось бы. Огромный мультипликативный эффект.
– Но есть ведь и крупные частные собственники земли, которые не используют ее по назначению…
– Есть и такие. У нас один гражданин другого государства владеет 80 тысячами гектар земли в области. И ничего не делает на ней. Мы пытаемся через суды ее отобрать. А он для издевки пустит трактор с одного конца поля на другой. И вроде как он землю обрабатывает. Фотографирует это и в суд приносит.
– А в чем смысл?
– Он ждет, когда эта земля перестанет быть в категории сельхозназначения. Потому что там сейчас строить ничего нельзя. Когда категорию снимут, стоимость этой земли вырастает сразу в 10–20 раз.
– И хорошо. А что плохого?
– А то, что это земля другой категории. Мы на ней должны заниматься сельхозпроизводством. А там будут дачные поселки.
– Какой тогда выбор?
– Есть опыт других стран. Например, в Литве такая же история была. Они подняли налог на землю, которая не используется по назначению, в 10 раз. И эти собственники сразу пришли в органы власти и сказали: мы согласны, заберите у нас землю по кадастровой стоимости. Отдали эффективным собственникам. Литва в итоге залила молоком Россию.
– Почему тогда не повышают?
– Есть лакомые кусочки земли, которые еще не успели доосвоить. В том числе — Рублевка и все, что вокруг Барвихи. Люди, владеющие этими землями, имеют влияние на законодательные процессы. Они не пропускают наши инициативы по ужесточению земельного законодательства. Это лоббистская игра, личные интересы латифундистов.
– Сейчас заговорили о том, что надо вводить прогрессивный подоходный налог. Ваше мнение?
– В абсолютном большинстве стран с богатых дерут три шкуры. Если ты в Германии переходишь за 500 тысяч евро годового дохода, ты начинаешь работать на государство. И никто не возмущается, когда эти деньги разумно перераспределяются. По сути, человеку, который сумел достичь высокого материального благополучия, хватит, если у него останется даже одна сотая часть дохода. Надо стимулировать собственников не уводить сверхдоходы в офшоры, а вкладывать их в модернизацию. Были недавно на заводе в Германии. Станкостроительное предприятие — 12 тысяч работающих. Владеет семья. Все днюют и ночуют на предприятии, вместе с рабочими станки перетаскивают. Наверное, могли бы раскатывать на яхте. Но они этого не делают. Говорят: самое страшное, чего мы боимся — антагонизма. Мы не хотим, чтобы нас считали капиталистами. В итоге они создали такую обстановку, что каждый, кто работает на заводе, говорит: это мой завод. Возможно, к этому в том числе привела жесткая фискальная политика, суть которой: получил сверхдоход — поделись с обществом.
– Это и менталитет еще, видимо…
– Еще один пример. Я был в гостях у доктора Вайса. Шестой богатейший в Германии человек. Скромный дом в Дюссельдорфе. Ограды нет. Жена сама на стол подает. И это в порядке вещей.
– Как наших олигархов заставить быть скромнее?
– Ребятам, которые порезвились, надо сказать: мужики, все, черту подводим. Кто старое помянет, тому глаз вон. Не нужно делать поворота назад ни в коем случае. Не дай бог кому-то взбредет в голову национализация. Но привести в чувство надо, сказать, что с этого дня начинаем работать на государство и вытаскивать себя и страну из кризиса.
Евгений БЕЛЯКОВ.
Анатолий Дмитриевич Артамонов. Родился в 1952 году в селе Красное Калужской области в многодетной крестьянской семье. В 1974 году окончил Московский институт инженеров с/х производства. После учебы вернулся на малую родину, работал инженером и директором совхоза. Затем работа в калужских органах КПСС. С 1991 года уходит в крупный строительный бизнес. Возвращается во власть в 1996 году на должность вице-губернатора. С 2000 года — губернатор Калужской области. Имеет сына и дочь, двоих внуков и двух внучек.