Только что широко отпразднован юбилей Победы, но тема Великой Отечественной не является преходящей — она вечна, как и наш народ. Воспоминаниями о своём драматическом детстве с нами поделилась педагог Клавдия Кирилловна Кондакова, являющаяся отличником народного просвещения и отличником просвещения СССР.
Клава и её брат Толя родились в Смоленске. Их отец К.С. Редченков, окончив военное училище, стал кадровым офицером. Поэтому семья Кирилла Сергеевича жила в военном городке, который находился неподалёку от железнодорожной станции Смоленск-Сортировочная.
В роковой день 22 июня 1941 года, который разом изменил привычный уклад миллионов людей, капитан Редченков ненадолго заскочил домой. Он простился с родными и дал наказ жене: «Началась война, Даша! Выучи детей. Клава пусть будет учительницей!» И его завет Дарья Игнатьевна и дочь выполнили.
Уже через два дня в Смоленске началось светопреставление. Город стонал, рушился, погибал. Небо стало чёрным от вражеских бомбардировщиков. Было очень страшно!
С немецких транспортных самолётов выбрасывался десант на парашютах. Диверсанты были в штатском. Полковнику Веселовскому и капитану Редченкову приказали уничтожать их. Надо сказать, что, несмотря на разницу в возрасте и в знании, офицеры и их семьи дружили. Этому способствовало соседство по дому, которого вскоре не стало. В него попала тяжёлая фугасная бомба. Она разорвала здания пополам. По счастью, в это время 8-летняя Клава и 10-летний Толя отдыхали в пионерском лагере «Красная роща», а их мама находилась на улице.
Но не лишение крова оказалось самым трагическим. С большим трудом полковник Веселовский смог сообщить страшное известие: «Дарья Игнатьевна, я видел, как ваш муж упал сражённым на берегу Днепра в черте города. Но помочь ему я не мог, так как надо было выполнять задание. Ищите его!»
Во время безуспешных поисков под бомбёжкой Редченкова была ранена в обе ноги. Её подобрали и на носилках погрузили в поезд, чтобы эвакуировать в Сибирь.
Когда Дарью Игнатьевну довезли до Козельска, она стала, что называется в народе, криком кричать, умоляя высадить её, — мол, у меня здесь живёт сестра, а дети остались в Смоленске — их надо найти. Над ней сжалились и позволили остаться на станции, хотя это было не положено.
А в это время муж маминой сестры Евдокии — Д.И. Радькин — приехал на грузовике в пионерский лагерь, чтобы эвакуировать детей — своих четверых и двоих племянников. С Дмитрием Ивановичем была и бабушка, а также незнакомые спутники. Чтобы забрать как можно больше людей, он выбрасывал из кузова их узлы со скарбом.
У Клавдии Кирилловны, спасённой родным дядей, остались воспоминания о нём как о золотом человеке.
Машина доехала до Клина. Эвакуированных смолян разместили в школе. Здесь от скученности, антисанитарии и переживаний начался тиф. Заболи бабушка, тётя и её младенец. Взрослых смогли вылечить, а малыш умер. Чтобы заразное заболевание не распространилось, школу объявили запретной зоной и огородили колючей проволокой.
Тем не менее некая женщина — скорее всего, учительница, — презирая опасность, ходила по тифозному зданию и опрашивала детей. На основании полученных сведений она делала официальные запросы. Толя рассказал ей, что в Козельском районе работает их тётя — Татьяна Игнатьевна Лакеенкова. Поэтому женщина послала письмо с сообщением о детях, находящихся в карантинной зоне без родителей, в Козельск — в райком партии — мол, спасайте их!
Письмо в условиях хаоса начала войны дошло до адресата — не поверите — за три дня! К слову, сравните это с работой современного монополиста — «Почта России»… Как говорится, две большие разницы!
Т.И. Лакеенкова работала агрономом в колхозе села Волконское. Татьяна Игнатьевна в наши края распределилась после сельскохозяйственной академии в Ленинграде, которую окончила с отличием.
Кстати, по обширным полям нашего края она передвигалась не на повозке, а верхом. Представьте: этакая амазонка — в сапожках, галифе, белой блузке и с хлыстиком.
Так как Лакеенкова была самым образованным человеком в селе, колхозники её уважали и… немного побаивались — за прямой и решительный нрав.
Сразу же по получении обнадёживающего письма Татьяну Игнатьевну вызвали в райком. Она, хотя и была беременной, не мешкая, поехала в Козельск, притом на тряской телеге — другого транспорта не оказалось. На обратном пути она гнала лошадь, чтобы скорей обрадовать сестру: «Дашенька, дети нашлись!»
Председатель колхоза подтвердил репутацию отзывчивого человека. Он послал шофёра на стареньком, возможно, единственном в колхозе грузовичке за детьми. С ним отправилась и Дарья Игнатьевна, несмотря на то что с трудом передвигалась на костылях.
В Клин приехали ночью. В тифозную школу их, конечно, не пустили. Тогда мама, водитель и даже сам охранник стали кричать: «Толя Редченков! Толя Редченков, проснись!! Бери Клаву и выходи!»
Чтобы покинуть карантинную зону, детям пришлось подлезть под колючую проволоку.
Обратный путь завершился благополучно.
Постепенно война докатилась и до Козельского района.
…Первыми в деревню Савинск, где в то время жили герои нашего повествования, ворвались разведчики на мотоциклах. Толя, находившийся в это время на улице, забежал в дом с ужасающим известием: «Немцы!»
Захватчики просто не могли пройти мимо одной из лучших изб, которая принадлежала Домне Борисовне. У неё-то и квартировали Редченковы и Лакеенкова. Гитлеровцы, конечно же, заняли новую добротную пятистенку.
Примечательная подробность. В ней на кухне висел плакат с фотографиями Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Татьяна Игнатьевна, будучи идейной комсомолкой, не сняла этот «расстрельный» лист, а лишь завесила его местной газетой. Как же она рисковала! Но, по счастью, обошлось.
Но вернёмся к главе семьи Редченковых. Кирилл Сергеевич пропал без вести в возрасте Христа — в 33 года. После войны его искали и жена, и дочь. Запросы посылались во многие города — и в Рудню, неподалёку от которой родился Кирилл Сергеевич, и в Торопец, и в Белый, в которых он подолгу находился в служебных командировках. Но, увы, розыски не дали результата.
Мама — в девичестве Лакеенкова — родилась в 1909 году в деревне ПопкИ Руднянского района. Она воспитывалась в большой семье, в которой было девять детей. Зная нужду, Даша выросла рукодельницей. Она не только замечательно шила, но и умела плести вологодское кружево, притом весьма аккуратно.
Ещё краше её делала густая и длинная — чуть ли не до земли — коса. Обладая сильным голосом, молодая женщина любила петь. Не имея существенного образования — всего четыре класса, — она имела хорошие манеры. Она отличалась не только интеллигентностью, умом, но и мудростью.
Вот, для примера, один из её житейских принципов, облечённый в форму афоризма, — «грязь горю не помогает». Подобных лаконичных высказываний-правил у неё было множество.
Может быть, именно верные и твердые убеждения помогали ей стойко переносить неимоверные невзгоды.
Лишения не могли миновать и детей. Клаве с братом пришлось ходить пО миру. Они просили картошечку. Было стыдно, да что делать — «какая честь, если нечего есть»!
А мама, чтобы прокормить своих кровинушек, выбиваясь из сил, работала за двоих, а то и за троих, притом буквально, а не фигурально говоря. Так, работая на жатве, она ещё до обеда первого дня страды выполнила две немаленькие нормы военного времени, а до вечера — и третью. Да, «обед» — это сильно сказано. Его составляли всего лишь две картофелины — только, чтобы не свалиться с ног в поле. Дарья Игнатьевна и не «залоговала» — не отдыхала, говоря по-местному.
Когда бригадир Е.И. Самохина увидела такой трудовой подвиг, она, вначале не поверив, что такую площадь смогла сжать одна женщина, к тому же горожанка и «офицерша», спросила: «Кто вам помогал?» «Горе и голод…» — тихо, обессилившим голосом ответила измотанная беженка.
Евдокия Ивановна позвала: «Женщины, идите сюда! Смотрите, как надо работать!» Но селянкам такое рвение совсем не понравилось. И потом они довольно резко выразили своё недовольство «белой вороне»: «Ты что творишь?! Нормы нагоняешь?!»
«Стахановка», которая от усталости еле стояла на ногах, их поняла и уступила: «Хорошо, я стану делать не три нормы в день, а только две. Одну — до обеда, а другую — после. Но не меньше: мне надо детей кормить!»
После жатвы полагалось подбирать и отдельные колоски. Эту несложную, но нудную и тоже нелёгкую работу обычно выполняли дети.
А ночью Дарья Ивановна сторожила склад с зерном. Так что она работала почти круглые сутки.
Здесь, кстати, надо помянуть добрым словом бригадира Евдокию Ивановну, или попросту «Дусю». Она была добрым, сердечным человеком.
Отзывчивой оказалась и председатель колхоза Наталья Ивановна. За хорошую работу она выделила семье Редченковых тёлочку. На трудодень у неё получали по три килограмма зерна, а ведь в других колхозах — только «палочки».
Постепенно у односельчан, которые осознали причину такого рвения Редченковой, появилось уважение к ней. Она ведь, будучи замечательной рукодельницей, ещё и обшивала местных женщин. За обновы селянки расплачивались едой.
А теперь — о детской жизни мужа Клавдии Кирилловны — Николая Кондакова. В Савинске, где жила семья Кондаковых, находились немцы. В соседнем Парфёнове — наши. Фронт проходил по неширокой пойме Другуски. Между противостоящими войсками шла перестрелка. Семья Кондаковых — мама Наталья Ивановна с тремя детьми, среди которых был и двенадцатилетний Николай, — пряталась в подвале. Так же поступали и другие. В подполье сидели целые сутки. Наконец выстрелы затихли. Стало слышно, как призывно и жалобно мычит корова: её доить надо. И дети плачут: есть хотят.
Вылезла Наталья Кондакова из подвала и пошла в хлев. И тут её схватили немцы. Прикрываясь ею, враги двинулись вперёд. Она, простившись с жизнью, закричали красноармейцам: «Стреляйте!! Не жалейте меня!»
Она погибла 27 декабря — за день до освобождения Козельска от оккупантов. Её похоронили в селе Фроловское. Когда гроб везли к могиле, одиночные крестьянские дровни обстрелял самолёт люфтваффе.
На сороковины родные пошли на кладбище помянуть Наталью Ивановну. Глядь — нет могилы! Вместо неё — воронка. Удивительно, но бомба попала прямо в захоронение, так что от погибшей смертью храбрых вообще ничего не осталось.
Как известно, беда не приходит одна. В это время тяжело раненый муж убитой Иван находился в госпитале в Балашихе. Ему передали письмо, сообщающее о гибели жены. Это стало таким ударом, что он умер от инсульта!
Так их дети стали полными сиротами. Колю собирались забрать в суворовское училище, но родственники не отдали.
Он был отзывчивым, беспредельно добрым мальчиком. Коля помогал и Редченковым, которые перебрались из Волконского в Савинск. Видя в нём хорошего, надёжного человека, Дарья Игнатьевна наставляла дочь: «Когда вырастишь большой, чтобы других женихов рядом не было! Твой — Коля». И Клавдия выполнила волю мамы. А Дарья Игнатьевна, бывшая замечательной мамой, стала такой же тёщей.
Достигнув призывного возраста, Николай Кондаков шесть лет служил на флоте.
Николай Иванович взял замуж Клавдию Кирилловну 27 декабря 1952 года — в день гибели его мамы. Скорее всего, это оказалось не случайностью, а данью памяти о Наталье Ивановне.
Супруги стали жить вместе с Дарьей Игнатьевной. Много доброго она сделала для семьи.
Николай Кондаков работал на сосенской шахте начальником участка. У него было больное сердце, поэтому он умер рано — в 1990 году.
Дарья Игнатьевна пережила зятя на шесть лет.
На снимках: Кирилл Редченков (слева) с неизвестным товарищем. На обороте — надпись: «На память Даше от супруга. 14 декабря 1934 года».
Героиня очерка. Надпись на обороте: «На память тёте Тане от Клавы. 28 апреля 1939 года».
«На память фотокарточка своим родным от Даши и подруги Нюры (жена Веселовского — прим. В. Ц.). 23 апреля 1939 года». Приписка другой рукой: «Савинск».
Валерий ЦВЕТКОВ.